Мне задали, если ничего не путаю. рассказать про Белоснежку - ну, сами напросились.
Стиль беспощадно сворован.
Посвещается Евгению и Северу.
***
Туман.
Туман и холод.
Молочного цвета субстанция, тысячей мелких иголочек впивающаяся в тело и душу. Детский смех, визг и хруст наста под ногами.
Распахнутое окно.
Рама черного, как будто обгоревшего, дерева, искристый снег на подоконнике; у окна, в дорого и безвкусно обставленной комнате, женщина.
У нее немолодое лицо, лихорадочно блестящие черные глаза; шитьё в тонких дрожащих, покрасневших от мороза пальцах.
Дергается игла, и капля крови медленно летит вниз, на снег, в пару секунд исчезая и уродуя его белоснежную поверхность красным пятном. И губы женщины быстро шепчут какие-то слова, и кривятся в слабой улыбке, слизывая кровь с мизинца, и неожиданно потеплевший взгляд солнечным лучом скользит по моей щеке...
И я понимаю, что проснулась.
- Леди Белоснежка, леди Белоснежка... - почтительный шепот от окна. Этот маленький нахал отдернул занавески. А еще зовется Тихоней.
- Что тебе, - сонно мурлыкаю я, все еще греясь ощущением скользящего по мне взгляда женщины, которая мне снилась... Я не знаю ее.
Возможно, это моя мать. Я не помню ни матери, ни отца, ни того, как оказалась в лесу, где меня нашли семеро коротышек.
- Мы уходим в шахту, - так же осторожно, как будто боясь разбить голосом что-то хрупкое, говорит Тихоня. - Мы оставили вам завтрак на столе, леди Белоснежка.
Коротышки - или, как они себя называют, гномы - утвреждают, что я якобы принцесса, заведенная в лес прислужниками злой матери-королевы... Сказки, - мысленно фыркаю я, поднимаясь с постели и метко целуя Тихоню в макушку. Гном краснеет до самых голых пяток - опять не надел башмаки, простудится ведь - и звонко выбегает за дверь.
Я высовываюсь по пояс в окно и смотрю, как семь разноцветных бочонков в колпачках и с кирками, закинутыми на плечи, вереницей двигаются по дорожке.
- Леди Белоснежка! - оглянулся последний из цепочки, Толстяк, - не открывайте никому дверь, может прийти ваша мачеха, королева-ведьма, она хочет вас убить!..
- Конечно!!! - кричу я, улыбаюсь и посылаю ему воздушный поцелуй. Вот, бороду отрастил, а такой ребенок... Ведьма, подумать только.
Я переодеваю спальное платье, сшитое из простыни, на желто-синее, заботливо залатанное гномами - в нем я, по их словам, лежала без чувств под деревом, когда они меня нашли.
У меня сегодня отличное настроение, мне хочется петь, танцевать, плакать и говорить всем, что я их люблю. Я не знаю почему, но мне почти больно от этой неожиданной радости, от невероятного счастья, переполняющего меня...
- Привет, - киваю я белокожему и черноволосому отражению в медном зеркале, и оно говорит мне "привет" темно-медными губами. Но я смотрелась в ручей и знаю, что они у меня красные, как кровь той женщины.
Я захожу в кухню и вижу стол, накрытый по меньшей мере на десятерых. Мои губы трогает улыбка. Гномы, милые... И симпатия колет и сжимает мое сердце.
За окном поет маленькая пичужка. Я распахиваю его, протягиваю руку - птичка доверчиво садится на нее, ее коготки чуть царапают мой палец, а перышки щекочутся, но мне это нравится.
- Прекрасный сегодня день, не так ли? - спрашиваю я. Птичка смотрит на меня умными глазами, чуть наклонив головку. - Лучший в моей жизни, - доверительно сообщаю я шепотом.
Птица пару раз издает трель, призванную обозначать то ли согласие, то ли скуку, но не улетает.
- Мне так хорошо, что мне кажется, что я сегодня умру, - говорю я и, довольная своей шуткой, хохочу.
Птица взмахивает крыльями и вылетает в окно. Но это не может испортить мне настроение, такое замечательное, что перехватывает дыхание.
Я сажусь за стол и тянусь к кувшину с молоком, когда раздается стук в дверь. Мое сердце безнадежно ухает вниз, рука, в которую я успела взять кувшин, дрожит, тот падает и разбивается, молоко течет по полу, и мне начинает казаться, что оно красное, это кровь...
Что за шутки! Я мотаю головой, пообещав себе прибраться, и иду к двери. Конечно, я помню, что мне сказали гномы, но если это и правда ведьма, я закрою дверь прежде. чем она произнесет свои заклинания. К тому же они рассказывали, что моя мачеха молода и красива...
За окном раздается трель знакомой мне пичужки и вдруг обрывается писком. Назвав себя суеверным ребенком, я открываю дверь. На пороге - румяная старушка со смешными морщинами и корзинкой яблок.
И снова меня охватывает безумная радость.
- Здравствуйте, матушка! - радостно восклицаю я, намереваясь пригласить ее позавтракать. Она чуть вздрагивает - ну кто ее осудит, у меня и вправду сумасшедший вид.
- Дитятко, - скрипит она, с улыбкой протягивая мне тяжелую корзину. - Хотела тебе яблочко продать, но ты такая красавица, бери даром...
- Что вы, - якобы смущаюсь я, но яблоки так красиво блестят на солнце, красные и яркие, как мое счастье... Я хватаю яблоко, подношу ко рту и вдруг в задумчивости останавливаюсь.
Может, стоит оставить его гномам? Они все время делают мне подарки...
- Кушай, дитятко, - шипит старуха, - Кушай... у меня еще есть, видишь, кушай....
Ее шипящие фразы проникают прямо в мое сознание, и я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, откусываю солидный кусок от яблока...
И это оказывается так вкусно... что у меня начинает болеть голова...и... сердце...
И лицо старухи сначала улыбается мне, ее желтоватые глаза... И ее нет...
И все плывет, качаясь, и комната кружится перед глазами сумасшедшей каруселью, и грудь распирает от желание вздохнуть - и медленно останавливается время...
И я падаю.
Мелькает последняя мысль "хороший был день... жаль, так быстро... кончился" - но растворяется в удушающей волне покоя.
И снова туман, но уже не колючий, не ледяной - теплый, как парное молоко, обволакивающий и утягивающий куда-то вниз, где так тихо, спокойно, щебетанье той знакомой пичужки, детский смех, взгляд блестящих глаз, и похожая на зернышко граната капля крови, висящая в воздухе, которой никогда не суждено упасть на снег.
***